О новом произвольном танце французской пары Пападакис-Сизерон я уже писал в обзоре французского этапа Гран-при (заранее прошу прощения за некоторые неизбежные в данном случае самоповторы и использование старых материалов). Но этого мало — как всякое новое слово в любой сфере деятельности, этот танец заслуживает больше внимания, больше просмотров, больше размышлений: о том, где границы спорта и искусства, слова и музыки, памяти и забвения.

И существуют ли эти границы, эти пороги между A и B, или они нужны нам только для того, чтобы облегчить восприятие, разложить все по полочкам, чтобы обрести почву под ногами?

Об этом и пост.

Музыка и слово

Основная особенность этой постановки — использование слова («Find me» исполнителя Forest Blackk) в качестве музыкального сопровождения для большей части танца. В недавнем интервью для NBC пара раскрыла некоторые особенности творческого процесса:

Габриэла: Мы работали над каждым словом и его значением. Мы пытались найти подходящее движение для выражения каждого слова песни.

Гийом: Нашей идеей было придерживаться интерпретации каждого слова через то или иное движение тела. Звучание и ритм этих слов вдохновляли определенный тип движения. Кроме того, это дало нам возможность создать некоторые современные движения — вместо того, чтобы танцевать что-то, что выглядело бы просто «красиво».

Важной мыслью здесь является отождествление слова и музыки, подчеркивание музыкальности слова, наличия у слова ритма, «мелодии» (звучания) — иначе говоря, музыкальной (а не только смысловой) основы, которая в конечном счете определяет ритм и звучание танца. Подобная трактовка слова, конечно же, встречается не впервые. В том же интервью Габи с Гийомом признались, что в какой-то степени вдохновлялись увиденными балетными постановками под Forest blackk. Трудно сказать, какая именно постановка была в этом смысле определяющей, но я бы выделил как минимум две: это сольный танец Мишель Лим и динамичный групповой танец, выигравший первую премию на Пражском конкурсе «World of dance» в 2019ом году.

Если приглядеться внимательнее, все эти постановки объединяет одно: внимание к слову, к его ритму, звучанию, смыслу. Произнесение слова — музыка слова — порождает мгновенный ответ со стороны тел танцоров. Смысл произнесенного оставляет свой след в типе движения, в конфигурации тел и взглядов.

Поэтому для того, чтобы в полной мере оценить постановку французской пары, недостаточно любоваться «красотой» — тем, что выглядит «просто красиво» — нужно одновременно слушать текст и следить за его смысловыми отражениями в графике танца. Одновременно слушать музыку слова и понимать слово танца.

Забвение

Центральным мотивом звучащего слова и, соответственно, звучащего ему контрапунктом танца, является мотив памяти и забвения (мотив памяти передается в танце касанием головы).

Первые же слова текста описывают известный в психологии "эффект дверного проема", проходя через который, человек забывает. С этого момента и вплоть примерно до середины танца перед зрителем открывается бесконечная анфилада забвений: главный герой забывает все хорошее и плохое, любовь и потери,

… memories of love and of loss … — любовь передается объятиями двух фигуристов, на «потере» Габи выскальзывает из рук Гийома

забывает то, как клал свою голову на плечо друга,

Or what it felt like to rest your head on a friend's shoulder — передается буквально и комментариев не требует

которое еще сохраняет складки в том месте, где находилось ее сердце.

That still carries with it the creases from where you last placed your heart — передается прикосновением к груди

Все воспоминания, которые составляют существо человека, уходят с одним шагом.

Gone within a single step — совместный «шаг»

Уходят воспоминания о любви — о том, каково было держать ее в руках.

I can remember what it felt like to hold you — небольшая «поддержка» в танце

каково было смотреть в ее глаза — целую вечность.

I can remember what it was like to stare blindly into your eyes for what felt like an eternity — пересечение глаз, особенно на поддержке.

Время

Помимо «омузыкаленного» слова, в постановке звучит и собственно музыка: фрагменты двух сочинений Олафура Арнальдса. Музыка вносит в танец некоторую определенность — прежде всего, ритмическую. Она дает возможность как танцорам, так и зрителям, почувствовать почву под ногами и немного отдохнуть от вязкой цепочки смыслов, возникающих во взаимодействии слова и танца. Но она тоже «говорит», пусть и менее понятным языком.

За ее ритмической определенностью и мерным движением просматривается другая важная тема танца, дополняющая мотивы памяти и забвения: это тема времени. Времени, стирающего память человека и память о человеке. Угрожающее «тиканье» часов звучит на всем протяжении танца: в самой первой вращательной поддержке.

И, конечно, в твизлах, в которых руки и ноги танцоров будто бы превращаются в стрелки циферблата, а их вращение будто передает неуловимый бег времени.

«Почва под ногами», дающая нам ложное ощущение спокойствия и передышки, оказывается зыбучим песком времени, в который мы проваливаемся и в котором забываем о любви, забываем самих себя.

Память

Вторая половина танца — отчаянная попытка вспомнить, обрести утраченные воспоминания, вернуть те чувства, которые наполняли нас когда-то — когда мы еще не забыли, когда мы еще не прошли через порог.

I remember now

This was where I first found you

And beyond those closed doors

I will find you again

My love

I will find you again

I will find you again

I will find you again

I will find you again

Теперь я помню:

Вот здесь я впервые нашел тебя,

И за этими закрытыми дверьми

Я найду тебя снова,

Моя любовь.

Я найду тебя снова.

Я найду тебя снова.

Я найду тебя снова.

Я найду тебя снова.

И эта попытка, как и все остальное, находит свое воплощение в танце: в пересечении взглядов партнеров, в направленности их тел друг на друга, в их взаимодействии, усиливающимся во второй половине. Кульминация этой линии и, пожалуй, единственный момент программы, в котором «часы» перестают тикать, в котором время и музыка на секунду застывают — хореографическая провозка во второй половине:

Однако окончание создает многоплановость и неопределенность смыслов, пересекающихся на всех уровнях танца и музыки: фигуристы вновь поворачиваются спиной друг к другу, и на заключительном возгласе «я найду тебя» Гийом — теперь Гийом, а не Габи! — выскальзывает из рук партнерши.

Найдет ли он ее снова? Вспомнит ли о прошлой любви? Или — вспомним известное высказывание Сартра — последнее воспоминание о ней, последнюю память о ее лице, безвозратно смоет своей безжалостной волной время, как прибой стирает все следы, оставленные человеком на песке?

Быть может, так, но даже если мы пройдем через дверной проем, даже если время поглотит нашу память, у нас останется танец Габи и Гийома. У нас останется воспоминание о воспоминании, останется память о памяти, останется танец — в котором стерты границы между спортом и искусством, между словом и музыкой, между памятью и забвением.

Танец, который мы всегда можем вспомнить.