Дарья Павленко – прима-балерина Мариинского театра, заслуженная артистка России (2010), лауреат приза журнала «Балет» «Душа танца» (2000, номинация «Восходящая звезда»), премии «Золотая маска» (2001, специальная премия музыкального жюри) и Высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит» (2018) – после завершения карьеры в академическом прославленном театре в 2018 году продолжила её в Танцтеатре Вупперталя Пины Бауш (Tanztheater Wuppertal Pina Bausch) в качестве приглашенной артистки балета. Танцовщица пришла в труппу отнюдь не на ведущие партии, можно сказать, начала все с начала, чем удивила многих коллег и здесь, в Петербурге, и там, в Германии. О решении круто переменить свою судьбу классической танцовщицы, о том, чем «там» отличается от «здесь» и о разлуке с семьей ради интересной работы мы поговорили с Дарьей Павленко.

Уличная танцовщица в балете «Дон Кихот»

– Дарья, прежде всего хотела бы поздравить Вас с премьерой балета «Бахчисарайский фонтан» в Вашей постановке, которая состоялась в прошлом году в Самарском театре оперы и балета. Как воплотилась эта работа, от кого поступило предложение?

Д.П.: Все же это не моя постановка, а лишь перенос и адаптация спектакля Ростислава Захарова к сцене и ресурсам труппы Самарского театра. В 2018 я переносила «Бахчисарайский фонтан» в Будапешт, в Венгерскую оперу. К этому времени балета не было в репертуаре театра уже двадцать лет. Это было неожиданное приглашение директора балета Тамаша Солимоши, моего хорошего знакомого. Об этой постановке в Будапеште узнал главный приглашенный балетмейстер Самарского театра Юрий Петрович Бурлака, и они с Валерием Коньковым (управляющий балетной труппой) пригласили меня в Самару.

– Как сложились отношения с артистами?

Д.П.: Прекрасно! Я бесконечно благодарна артистам и в Будапеште, и в Самаре за доверие. Понимаете, это доверие нужно заслужить. В Венгрии я, конечно, не имела возможности общаться с артистами на русском, мы разговаривали на английском, хотя там много русскоговорящих артистов и педагогов. Но они мне верили, я чувствовала это. И это очень важно. Если артист доверяет педагогу, понимает его требования, задачи, которые педагог правильно формулирует, то все получится. В Самаре прекрасные артисты, отзывчивые и открытые. Это была многоступенчатая, многоуровневая и кропотливая работа: партнерство и доверительные отношения. Ты не можешь прийти на репетицию и начать требовать всё и сразу. Сначала учится порядок, он должен «сесть в ноги», вырабатывается нужный стиль исполнения в рамках этого конкретного балета, а уже дальше ищется «своё» наполнение, «своя» манера с каждым солистом, это тот фундамент, на котором всё стоит. Дальше спектакль живет, меняется и развивается, но основа-фундамент не позволит артисту «вывалиться» за рамки. Мне кажется, у нас это получилось.

– Вы первая балерина Мариинского театра, продолжившая свою карьеру в труппе Пины Бауш (в 2018 году состоялся Ваш последний спектакль на сцене Мариинского театра «Анна Каренина»). Как пришла мысль отправиться работать именно туда?

Д.П.: Опять же это всё случай, вообще считаю себя удачливым человеком. И даже если сначала это на удачу совсем не похоже, то спустя время понимаешь, что это была именно она. Я получила приглашение от петербургского комитета по Культуре провести мастер-класс в частной школе балета в Дюссельдорфе в апреле 2019 года. Попрощавшись с Мариинским театром, по сути, я стала фрилансером: танцую и преподаю там, куда позовут, иногда придумываю костюмы. Согласившись провести мастер-класс, я решила узнать, далеко ли от Дюссельдорфа Вупперталь, город, где базируется Театр Пины Бауш. Оказалось, что это совсем рядом. Тогда я попросила мою давнюю знакомую, балетоведа Катю Беляеву, помочь мне связаться с руководством Театра, в итоге мне организовали просмотр за два дня до мастер-класса в Дюссельдорфе. Проводила просмотр Элен Пикон, танцовщица труппы с 1978 года, работавшая с Пиной Бауш. Она показывала мне разные фрагменты из балетов Kontakthof, «Весна Священная», «Синяя борода», а я пыталась повторить. Просмотр длился два дня. Потом я уехала, время шло, а мне никто не писал и не звонил. Прошло около двух месяцев, и я подумала, что, наверное, не подошла, как вдруг звонок: «Приезжайте, Вы нам подходите».

– Вот так просто? И не помешал даже возраст больше 40 лет?

Д.П.: Да, так просто. В ноябре прошлого года я начала работу в Труппе Пины Бауш. Честно говоря, о возрасте не думала. Чувствую себя в труппе двадцатилетней девочкой, правда, девочкой с большим опытом работы. Но какое-то обнуление я ощущаю, как новый виток карьеры, всегда интересно учиться новому. Особенно, когда за спиной есть кое-какой опыт. «Я знаю, что я ничего не знаю»…

– Сложно было перестроиться на пластику труппы?

Д.П.: Это не было сложно телу, это было сложно мозгам. Для меня самое важное в работе – четкая задача. Сформулированную в голове задачу я перенаправляю в тело. А язык тела он же универсален: если ты злишься или любишь – ты пластически выражаешь эмоции, которые трудно не опознать. В балетах Пины Бауш это все есть. Любое па в её спектакле - результат внутреннего состояния, и здесь мне помогло то, что Пина Бауш не только великий хореограф, но и великий режиссер. В её балетах масса нюансов, поэтому, танцуя в них, каждый раз находишь для себя что-то новое, за что можно зацепиться эмоционально. Для Пины было важно, что движет людьми, а не то, как они двигаются. Это многое объясняет.

– В труппе есть русские артисты. Как они восприняли Ваш приход?

Д.П.: Труппа прекрасная в человеческом плане, и не только русские ребята, все. Поначалу они отнеслись ко мне настороженно, поскольку, как к этому ни относись, но я классическая балерина, и это видно невооруженным глазом: занимаюсь в пуантах и делаю классический экзерсис, но на репетициях выполняю то, что требуется. Поэтому в процессе работы отношение поменялось и, мне кажется, коллеги пустили меня внутрь своего круга. Я с большой теплотой к ним отношусь. Они все мне очень помогали, я всегда чувствовала участие и доброе отношение. Вот как раз сейчас, когда закрылись границы, после нашего последнего спектакля «Семь смертных грехов» я улетела в Петербург и не успела ни с кем попрощаться (мы тогда еще не подозревали, насколько ситуация с коронавирусом повлияет на наши планы), я получила огромное количество сообщений от коллег с пожеланиями скорейшей встречи. Меня это очень тронуло.

Никия в балете «Баядерка»

– Языковой барьер не мешает?

Д.П.: Абсолютно нет. Хотя, конечно, если бы мне объясняли всё по-русски, я была бы совсем не против. Но я ведь в Германии, поэтому нет, совсем не мешает.

– Для Вас это не первый опыт работы за границей: в 2003 году Вы танцевали Никию с Лондонским Королевским балетом. Как строится работа театра «там»? Может быть, есть вещи, которые неплохо было бы перенести в наши театры?

Д.П.: Вы знаете, в этом маленьком немецком городке, в небольшом совсем театре, который при этом - целая эпоха в истории балета, как ни удивительно, есть значительный элемент русского беспорядка. Это поразительно, но это так. Такой упорядоченный маленький хаос. И люди внутри него очень интересные, вроде всё у них упорядочено, но всегда есть место экспромту. Они рациональные, но при этом эмоциональные и очень чувствительные, ранимые, так бы я сказала. Но и театр всё-таки – это другой способ существования. А распорядок внутренней закулисной жизни артистов мало чем отличается от того, что в Мариинском: утром урок, потом репетиции до двух дня, далее перерыв, а затем вечерние репетиции с трех до шести, либо с шести до девяти вечера, если нет спектакля. Постановки идут блоками: балет одного названия показывают в течение недели-двух, потом гастроли. Мариинский театр, однако, не может позволить себе репетировать один балет по шесть часов в день в течение недели. У него совсем другой принцип формирования афиши.

– Сейчас Вы в статусе приглашенной танцовщицы. Что необходимо сделать, чтобы войти в состав труппы, и есть ли у Вас такое желание?

Д.П.: Я не могу себе этого позволить. Вся моя семья, муж и дочери, в Петербурге. Даже если бы мне предложили войти в компанию, я бы отказалась.

– В каком количестве спектаклей Вы заняты?

Д.П.: Сейчас у меня контракт на четыре месяца, а в активе два названия: «Семь смертных грехов» и «Синяя борода»

Эгина в балете «Спартак» (хореография Л. Якобсона)

– Что самое сложное в работе за пределами Родины?

Д.П.: Когда я работаю, думаю только о работе, а вот вне рабочего времени очень сложно быть в отрыве от семьи, она для меня имеет первостепенное значение. Поэтому я была очень рада, когда в мой последний приезд в Вупперталь со мной была младшая дочь. С одной стороны, это значительно облегчило мою жизнь, с другой – усложнило. Но я люблю, когда сложно.

– Хотели бы Вы, чтобы дочери пошли по Вашим с мужем (Александр Сергеев, первый солист Мариинского театра – прим. ред.) стопам?

Д.П.: Для старшей уже поздно идти по нашим стопам, да и не хочу я, чтобы она выбирала нашу «дорогу», и не потому, что это сложно. Вообще в любой профессии что-то делать хорошо – это сложно. Она совсем не терпит боли, а в нашей профессии все больно. Также она крайне рациональна, все же в балете надо быть хотя бы немного «крейзи» - фанатом. Cвою задачу как мать я вижу в том, чтобы помочь ей найти свой путь, свое призвание, а не настаивать на протоптанной дорожке. Проталкивать ее, просить взять в театр не могу и не хочу.

– Дарья, Ваш «противокоронавирусный рецепт»?

Д.П.: Не унывать и помнить, что «и это пройдет», как говорил царь Соломон.

Золушка в одноименном балете (хореография А. Ратманского)