На «Золотой маске» 2014 показали «Три балета в манере поздней неоклассики» в исполнении Пермского балета.

Из всего вечера балетов, который привезли пермяки, номинирован на национальную премию только «The Second Detail» Уильяма Форсайта, российская премьера которого состоялась в Перми осенью 2012 года. А мировая премьера прошла в 1991 году во Франкфуртском балете еще в те времена, когда «головное» отделение Форсайт-индустрии находилось строго в «Бокенхаймер Депо» во Франкфурте-на-Майне.

Поставив у себя «The Second Detail» Пермский театр стал третьим после Большого и Мариинки местом в России, где идут балеты американского хореографа Уильяма Форсайта.

Худрук Пермского балета Алексей Мирошниченко выбрал для постановки один из самых сложных и концептуальных балетов великого Билла, относящийся к так называемому франкфуртскому периоду (1984-2004). И из того, что возникало за 10 лет присутствия наследия Форсайта в России, а это три балета в Мариинке — «Steptext» на музыку И. С. Баха (Партита № 2, чакона), «Головокружительное упоение точностью» на музыку Ф. Шуберта (финал Девятой симфонии) и «Там, где висят золотые вишни» Т. Виллемса (все три — постановки 2004), «Приблизительная соната» Т. Виллемса в Мариинке (2005) и «Herman Schmerman» Т. Виллемса в Большом театре (2010),

«Вторая деталь» по сложности и смысловой наполненности сопоставима, пожалуй, лишь с «Головокружительным упоением точностью» и «Приблизительной сонатой», кстати, представляющим собой единый диптих, озаглавленный самим хореографом «Два балета в манере позднего XX века».

Алексей Мирошниченко в бытность свою артистом и педагогом Мариинского театра принимал в постановке балетов Форсайта непосредственное участие и является одним из лучших педагогов-репетиторов его балетов и знатоков стиля хореографа.

«Вторую деталь» Мирошниченко считает самым концептуальным и самым грандиозным по объему хореографического текста из всех форсайтовских балетов, поставленных в России: «В нем как никогда ярко воплощена идея точек в пространстве, в которых зарождается движение, и каждый жест танцовщиками исполняется супервыворотно и суперточно. В „The Second Detail“ видно, как Форсайт синтезировал классическую традицию пуантного танца с новаторскими идеями основоположника направления „модерн“ Р. Лабана и окрасил эту смесь в свой цвет.

В результате мир получил "Леонардо да Винчи от балета".

Переводить название балета на русский язык смысла не имеет, так как в процессе перевода мы теряем частичку «The» — определенный артикль, который играет свою роль в этом постмодернистском тексте Форсайта. Дело в том, что со «Steptext» (1985) в творчестве Форсайта начался новый период, который критики назвали периодом «деконструкции классического танца», то есть постмодернизма. В это время Форсайт работает только с языком классического танца и с балеринами на пуантах.

Самым броским высказыванием деконструктора стал балет для С. Гиллем и Л. Илера в Парижской Опере «Там, где висят золотые вишни», а следующим в этой серии как раз и стала «Вторая деталь».

Это постмодернистский диалог не только с классикой, но и модерном, который, по мнению Форсайта, в чистом виде уже не существует.

То есть существует, но, подобно классическим «Лебединому озеру» и «Спящей красавице», в заархивированном виде.

Поднимается жесткий черный занавес. На авансцене стоят два молодых человека, у одного в руках табличка с надписью «The», на которую направлен луч света. Первый артист спокойно поворачивается к залу спиной, и мы видим, что у задника стоят еще несколько человек, также отвернувшихся от зала. Второй артист ставит свою табличку на пол — так, чтобы она выглядела как ярлык происходящего на сцене, и присоединяется к товарищам.

Через минуту электронный метроном партитуры Виллемса ускоряет пульсацию, и подобно вспышке молнии начинается танец.

Трудно определить, что движет тринадцатью танцовщиками, пол которых выдают разве что разные физиологические изгибы зашитых в трико и купальники тел, — музыка или свет. Что-то постоянно вспыхивает и взрывается. Мелькают руки-ветви в орнаментально-растительных пор де бра и ноги-лезвия в разнокалиберных батманах.

Полеты, сметающие понятие о гравитации, умопомрачительные вращения, головокружительные наклоны.

Всё резко, быстро, отрывисто. Соло, двойки, тройки, терцеты, квинтеты и снова россыпь соло. Так в течение пятнадцати минут, пока из темноты задника не появляется незнакомка в белом сарафане. Волосы девушки спутаны, лицо уставшее, руки мотаются как плети. Она похожа на жертву техногенной катастрофы. Ее танец то тревожный и печальный, как у Одетты в четвертом акте «Лебединого озера», то дикий и необузданный как у Избранницы.

С этого места постмодернистский месседж Форсайта начинает отчетливо читаться. Поместив девушку в центр круга танцующих безликих тел, Форсайт устраивает очную ставку иконам белой классики и модерна. Она одновременно Одетта Мариуса Петипа — символ белого сюжетного балета большой формы и Избранница Вацлава Нижинского — альфа и омега современной хореографии. И та и другая умирают в конце, как помнится.

В самом финале балета мальчик-солист выходит на авансцену и опрокидывает табличку «The» — сносит ударом ноги определенный артикль перед Одеттой и Избранницей.

Две конфликтующие формы погасли, но остались их богатые языки — вернее, морфология языков.

Форсайт разбирает эти языки на детали — у него в балете это индифферентно танцующие возле Одетты-Избранницы девушки-стеклорезы и юноши-бритвы. Они — детали, морфология, частицы — независимы от смены стилей и форм. Форсайт берет этот «конструктор» с собой, в свой репетиционный зал, чтобы построить из деталей новую невиданную еще машину.

Впрочем, период деконструкции классики в творчестве Форсайта закончился в начале нулевых, и сейчас Билл с горсткой верных ему артистов из Forsythe Company ищет совсем другого — без пуантов, без классики, без света и музыки. О последнем его эксперименте в дрезденском Хеллерау, который концептуально не имел названия, мы подробно писали. А все балетные труппы мира предпочитают танцевать «старого» Форсайта, так как до нового пока не доросли, впрочем, Билл даже и не собирается продавать свои новые работы, они принадлежат его театральной семье.

Пермская труппа исполнила Форсайта в Москве на невероятном подъеме, артисты чувствуют материал, который танцуют, любят его и лелеют.

Эта хореография им — классикам до мозга костей — доставляет колоссальное удовольствие, потому что трудное внутри той химической формулы, которой заряжена твоя кровь, оно не трудное, а естественное, гармоничное.

Мирошниченко, кроме блестящей тьюторской работы над Форсайтом, не забыл поиграть со смыслами и значениями слов в названиях балетов. Манера, в манере, маньеризм, рококо, вариации на тему, классика, модерн, постмодернизм. Когда он выбирал для пермяков «Вторую деталь», у него в репертуаре уже была «первая» деталь — балет «Вариации на тему рококо», который он поставил сам в 2011 году на музыку одноименного опуса Петра Ильича Чайковского. В программке заботливо сообщается, что Вариации на тему рококо для виолончели с оркестром в качестве музыкальной основы для балета, были использованы в России впервые.

Это балет про наслаждение излишеством, выстроенный как приключение формы.

Схвачен момент, когда тучное барокко сметается легковесным рококо, и рождается нонсенс. Юношей на балу больше, чем девушек. Этикет кавалера по отношению к даме оборачивается невежливостью к зрительному залу — мужчины поворачиваются к нему спиной. Цитируется барочная «Моцартиана» (балет Баланчина на музыку Чайковского), но смысл ее девальвируется — сцену про ухаживание и флирт нельзя узнать.

Красной нитью через все «Вариации» проходит тема «Сомнамбулы» (балет Баланчина, который присутствовал в репертуаре Пермского балета), но характер сомнамбулической героини ни с того ни с сего взбалмошный, а не лирический.

В конце одной сцены дерзкая красотка даже имитирует некое падение с обрыва, взобравшись на него по спинам кавалеров.

Что-то вроде комического продолжения трагической темы баланчинской «Серенады», в финале которой мы наблюдаем своеобразный траурный кортеж с поднятой на вытянутых руках партнеров балериной.

Третьим спектаклем вечера маньеристских балетов стал «Souvenir» Дагласа Ли, который занял место между «Деталью» и «Вариациями», чтобы хоть немного разгрузить их стилистическую вычурность.