Ушел из жизни народный артист СССР Владимир Михайлович Зельдин.

И в это непросто поверить. Он изменил ход времени, словно знал средство Макропулоса, и потому расставание на 102-м году земного пути, вопреки нормам, не кажется естественным. Думалось, что он, подобно некоему театральному чуду, будет всегда, хотя современников его дебютов и артистического взросления уже давно нет на свете. Только в шутку его хотелось назвать старцем или патриархом, потому что в нем не было ничего стариковского или менторского. Осанка, жест, голос поражали молодостью. Человеческая природа Владимира Михайловича, основанная на оптимизме и легкости, не подвергалась коррозии времени. Такой феномен не объяснить. Сам же он считал секретом своего долголетия детское восприятие жизни и доброжелательность к людям. Его ученик Федор Чеханков рассказывал: «Смотрит Владимир Михайлович спектакль, который ему совершенно не нравится, но никогда не скажет — какой-де позор, как это ужасно и стыдно, что сталось с нашим русским театром, нет! Он просто удивится: почему я совершенно ничего в этом не понимаю? Неужели состарился?»

Когда я спрашивала, почему он столь трогательно и с неизменным добром относится ко всем людям без исключения, отвечал: «Я же попал в Москву подростком, был одиночкой и, если бы мне не везло на хороших людей, не выжил». Он родился на Тамбовщине, в небольшом Мичуринске, в семье музыканта и учительницы. В 15 лет осиротел, остался без всякой поддержки. С тех пор всего добивался сам. И добился немало — множество ролей в театре и кино, обожание зрителей. Известность пришла в военном 41-м, когда на экраны влетел его Мусаиб в фильме «Свинарка и пастух». И семь с половиной десятилетий Владимир Михайлович на торжествах у друзей, слегка изменяя слова в соответствии с поводом, пел: «И в какой стороне я ни буду, /По какой ни пройду я траве, /Друга я никогда не забуду, / Если с ним подружился в Москве».

Театральная слава накрыла Зельдина после спектакля «Учитель танцев» по пьесе Лопе де Веги. С пылкой страстью и сверкающими глазами признавался Альдемаро в любви: «Скажет пусть моя гитара» и доказывал: «Только тот достигнет цели, кто не знает слова «страх»… Он был счастливым актером, потому что рано почувствовал, что его верные помощники — пение и танец. Отчаянного сына Наварры играл долго, освоил фехтование, искусно овладел плащом и кастаньетами. Ему, по-моему, нравилось произносить, немного растягивая гласные звуки, названия танцев: «Гаюмбо», «Зорондо», «Аморозо», «Тарантелла», «Павана», «Болеро». Спектакль гремел по Москве, зрители замирали перед фотографией в фойе: Зельдин в «Учителе танцев» с кольцом в ухе и ослепительной улыбкой, а рядом — такие молодые Людмила Касаткина и Любовь Добржанская. Чтобы освоить двойные пируэты и мудреные испанские па, Зельдин брал уроки у друзей — артистов Большого театра. «Роман» с балетом у него не прекращался никогда, и на каждом спектакле с его участием среди зрителей мелькали легкие фигурки знаменитых балерин.

В возрасте 90 лет он сыграл — и без всяких скидок на возраст — главную роль в «Человеке из Ламанчи». Идеалист, рыцарь без страха и упрека Алонсо Кихано (Зельдин создавал два образа: Сервантеса и Дон Кихота) казался самым молодым в многолюдном мюзикле. Вскидывал копье, вступал в поединок с мельницей, произносил длинные монологи, склонял колени перед Прекрасной Дамой. Зельдин играл странствующего идальго до последнего времени и стал старейшим действующим актером планеты. Публика приходила на спектакль в Театр Российской армии не потому, что хотела увидеть почтенного ветерана, кумира юности предков, а потому, что герой Зельдина дарил надежду. Становится легче и ярче жить, когда есть на земле такой сумасшедший человек, который спешит на помощь. «Я иду, ибо кто-то должен идти!.. Смотри вперед!.. Клянусь всю жизнь мечтать!..» — пел рыцарь печального образа, и каждая фраза отчетливо долетала до последних рядов переполненного зала. Актер искренне верил в романтический, открытый, эмоциональный театр, и слова о чести, о достоинстве, о том, что человек не может унижать себе подобного, звучали его собственными убеждениями. Когда он с болью восклицал: «Кто ответит, что такое безумие, когда весь мир сошел с ума?!», зрители смахивали с глаз слезы. «Танцы с Учителем» — «спектакль-посвящение» подарил легендарному актеру его друг Владимир Васильев к 95-летию. Юбиляр, по сути, играл самого себя — мудрого актера, мечтающего возродить волшебного «Учителя танцев». И в 95, и в 100 — перед каждым спектаклем Владимир Михайлович упорно репетировал, неустанно преподнося коллегам урок верности профессии.

«У меня в книжном шкафу за стеклом стоит небольшая фотография. На ней молодые смеющиеся лица: Катя Максимова, Федя Чеханков, Вета Капралова (жена Владимира Зельдина. — «Культура»), Владимир Зельдин и я. Все веселы и красивы. С годами мы становились старше, кроме одного: Владимира Михайловича. Он и из жизни ушел молодым. Дружба связала нас с ним на полвека: он был для нас прекрасным примером все эти годы и на сцене, и в жизни. А сейчас, когда его не стало, еще одно звено в цепочке дорогих мне людей выпало, и хочется больше любви и внимания уделять оставшимся в живых. Скорблю, обнимаю близких и друзей Владимира Михайловича, и прежде всего Иветту. И всем желаю до конца дней такой же насыщенной творческой жизни», — рассказал Васильев «Культуре».

Зельдин жил по романтическим устоям — тем, что вели его героев на подмостках. Чьи наивность и добродушие возвращали людей к подзабытым и даже ушедшим понятиям. Например, к тому, что нужно жалеть ближнего, уметь радоваться не только за себя, но и за того, кто рядом. Люди около него согревались, становились чище и добрее. Самого Зельдина всегда отличали независимость и развитое чувство человеческого достоинства. На одном из юбилеев великой балерины он сказал: «У Плисецкой нет возраста, как нет возраста у жизни». Не было возраста и у Владимира Михайловича — в это мы легко поверили. Оказалось — есть.