В Москве побывала одна из ведущих мировых хореографов в области современного танца Клаудиа Кастеллуччи. В Новом Пространстве Театра Наций в течение 9 дней она работала с российскими участниками ее лаборатории. Клаудиа известна во всем мире как создательница универсального языка Дженералиссимо, себя она называет не только хореографом, но и драматургом. О работе в Москве и о том, чем ее впечатлила схема Московского метро, Клаудиа рассказала Анне Кочаровой.

— Расскажите о работе с российскими танцорами, что интересного вы в них нашли?

— Я уже четвертый раз в Москве, но впервые — с лабораторией. Из 53 заявок на участие мы выбрали 8 человек. Это были очень разные девушки: танцовщицы, актрисы, просто гуманитарии. Но главное, что было мне важно в них — это чувство ритма.

Для меня очень важно ощущение ритма, соотношение звука и пауз в музыке. Я ищу момент происхождения танца. Мне понравилось работать здесь. А участницы очень серьезно отнеслись к тому, что мы делали.

— В России существует известная на весь мир школа академического танца — насколько этот опыт и знания были важны для вас в вашей работе здесь?

— Конечно, это очень важно. Например, у себя дома в Италии я работала с балеринами театра Ла Скала. У них всегда есть основа, тело классического танцовщика обращено вперед к зрителю. Все внимание сосредоточено на музыке, темпе и ритме. В России исторически музыка и танец крепко переплетены, а это очень важно в моей работе. Конечно, мой танец отличается от классического, но я ценю классическое образование.

— Здесь ваша лаборатория проходила в рамках литературной секции Нового Пространства Театра Наций. Как для вас танец внедряется в литературу, взаимодействует?

— Поэзия и литература — это способ передать через слова некий второй, скрытый смысл. Ведь в нашей жизни есть язык, который мы используем для передачи информации. И тут все довольно просто. А есть литература и поэзия, где каждый читатель вкладывает в написанное уже свой смысл.

Фото: Новое Пространство Театра Наций/Анна Лампасова
Перформанс лаборатория Клаудии Кастеллуччи "Verso La Specie" в Новом Пространстве Театра Наций

В поэзии есть свои паузы, ритм и длительность словосочетаний. Поэзия создает другую реальность, которая противостоит обыденности. Этим же самым я занимаюсь в танце — в большей степени понятием времени, нежели пространства.

— Кстати, здесь в Москве Вы работали в совершенно новом пространстве, которое открылось всего полтора месяца назад. Здесь почти никто еще ничего не создавал — это почти как чистый лист бумаги. Какие ощущения?

— Мне очень понравилось здесь работать. И было важно не столько отрепетировать итоговое представление, сколько представить мой метод работы.

— Вы известны, как изобретатель искусственного языка Дженералиссимо. Расскажите о своей системе. Как люди в разных странах с разным культурным багажом воспринимают этот язык?

— Этот язык состоит первоначально из 400 слов, которые разделены на группы по 5 слов. Каждая группа в свою очередь представлена одним словом, которое вбирает смысл всех пяти. Группы расположены по кругу, и идея состоит в том, чтобы путем сокращения прийти к центру, оставив всего 4 слова.

— И я знаю, что увидев схему Московского метро, вы сказали, что это очень похоже на визуальное воплощение структуры вашего языка…

— Да, именно так! Благодаря этим кругам — очень похоже. И вот чем более абстрактным становится язык, тем сложнее с ним работать, тем лучше должны быть актеры. Мой брат Ромео (Ромео Кастелуччи — известный итальянский театральный режиссер — ред.) сказал когда-то, что лучших актеров он встретил в Москве.

В России я работала с девушками, которым было очень интересно, с ними можно было строить диалог, они вдумчиво относились к тому, что делали.

Фото: Новое Пространство Театра Наций/Анна Лампасова
Перформанс лаборатория Клаудии Кастеллуччи "Verso La Specie" в Новом Пространстве Театра Наций

— Можно ли провести аналогии между вашими поисками универсального языка и процессами в обществе, например глобализацией, которая также стремиться к универсальности?

— Нет. То, чем я занимаюсь связано только с искусством. А между искусством и реальностью, по крайней мере в моем случае, существует дистанция. Чтобы быть политическим, искусство не должно относиться к политике. Это парадокс, но для меня это именно так.