24 февраля Джону Ноймайеру исполнилось 80 лет. Несмотря на возраст, он работает над новым спектаклем в Гамбурге, где с ним встретилась корреспондент.

Десять вечера. Только что закончилась генеральная репетиция "Орфея и Эвридики" - нового спектакля Гамбургского балета Джона Ноймайера(John Neumeier). Хореография оперы - новая область для мастера балета. Это не музыкальный театр с элементами танца, не балет с настоящими певцами, а универсальное произведение искусства, гезамткунстверк, сочетающий пластику и музыку. Ноймайер - перфекционист: он снова что-то поправляет, снова говорит с вокалистами, потом спешит к своим танцорам... И все же находит время для интервью DW.

DW: Легенда о певце и музыканте Орфее - это лейтмотив вашей творческой биографии. В течение 40 лет вы снова и снова возвращаетесь к ней. Что привлекает вас в фигуре Орфея?

Джон Ноймайер: Я думаю, что это очень трогательное сочетание мифической структуры и человеческой неудачи. Легенды, как и сказки, дают нам уроки.

- На сей раз ваш Орфей - даже хореограф. Видите ли вы себя в нем?

- Каждый балет, каждая постановка - это часть меня. Я не могу ставить балет о чем-то, что для мне чуждо. Я должен найти в спектакле частицу себя, чтобы придать ей собственную реальность.

- Что вы желаете себе к 80-летию?

- Для меня подарком является то, что я остаюсь креативным. Но работа, которую я делаю, тяжела. Я вижу все, что не получается в инсценировке, и пытаюсь найти в себе то, как я могу это исправить, чтобы все было еще яснее, четче, точнее соответствовало моему чувству истины.

- Вы поставили 160 балетов. Какие вы сами считаете вехами в вашей творческой биографии?

- Их несколько. Густав Малер (Gustav Mahler) стал такой вехой, потому что до этого никто из хореографов не ставил балет по целой симфонии Малера. "Страсти по Матфею" Баха (Johann Sebastian Bach) были такой вехой. "Дама с камелиями" была большим и важным драматическим балетом. И для меня лично - конечно, "Анна Каренина", которую я поставил около года назад. Конечно, ближе всего последние постановки, над которыми работал.

- Ваше имя сейчас неотрывно связано с Гамбургом. Вы стоите во главе труппы, которая носит ваше имя, целых 46 лет. Феномен Ноймайера мог возникнуть только в специфической атмосфере этого города?

- Нет, не думаю. Я не зависим от Гамбурга. Я остался здесь, потому что моя работа и условия для нее здесь постоянно совершенствовались. Новые танцоры, школа, федеральная молодежная труппа, - поэтому я здесь. А вообще-то я не нуждаюсь в таком количества дождя (или дождливых дней) для моей работы.

- Вы работаете по всему миру. Время от времени - в России и, конечно, на вашей родине, в США. Оглядываясь на "трампов" и "путиных", считаете ли вы балет тем самым мостиком, который сближает эти страны и людей, живущих в них? Может ли искусство что-то изменить в мире?

- Я надеюсь на это, верю в это. То, что меня привлекает в России, - это культура. Мы были там последний раз с гастролями в январе 2016 года. Я хотел посмотреть выставку Валентина Серова в Третьяковской галерее, потому что он писал и портреты артистов "Ballets Russes". Перед музеем была громадная очередь! Люди стояли в ней часами - при температуре минут 20 градусов! Это волнительное воспоминание. Страна, для которой искусство так важно, мне близка.

- В такой стране и в политическом смысле еще не все потеряно?

- Будем надеяться.

Сцена из спектакля "Орфей и Эвридика"

- Русская музыка всегда играла ключевую роль в вашем творчестве - от Прокофьева до Пярта и Шнитке…

- Да, но не будем при этом забывать, что Шнитке и Пярт - не русские. Как-то мы все вместе ужинали в Гамбурге, и кто-то поднял тост за русскую музыку. Арво Пярт и Альфред Шнитке сразу сказали, что не считают себя русскими композиторами.

- Играет ли вообще национальность какую-то роль в искусстве?

- Нет. Абсолютно нет.