«Великая босоножка» и одна из самых любимых героинь «Огонька» Айседора Дункан впервые появилась на страницах нашего журнала в белом хитоне и с проповедью свободного танца. После революции ее во всем мире считали «большевистским агентом», а журнал писал о ее браке с Есениным и школе танца в Советской России. Как в одной судьбе соединились лав-стори, хореография и пропаганда?

В 1914 году корреспондент «Огонька» был приглашен Айседорой Дункан в ее «дворец античного танца» под Парижем. На обложке журнала (№ 18, 1914 год) Айседора Дункан, одетая в легкий белый хитон, с подвязанными лентой волосами лежит на тахте: «Отдых после танца». В том же номере рисунок Льва Бакста с натуры, сделанный специально для журнала,— «Дункан на пляже в Венеции (Лидо)»: танцовщица раскинулась на песке, темный облегающий купальник не оставляет места мужской фантазии. Тут же автограф танцовщицы на французском: «Редакции журнала "Огонек" от Айседоры Дункан».

Мало о ком «Огонек» писал с таким постоянством и любовью, как об Айседоре Дункан, разве что о Льве Толстом, не считая, конечно, партийных вождей. Танцовщица была желанной гостьей на страницах журнала и до революции, и после, став одним из символов революционной творческой свободы.

Босиком и немножко антично

Дункан родилась в 1877 году в Америке в многодетной семье. Ее отец-банкир разорился, после чего родители развелись, так что Айседоре в юном возрасте пришлось начать зарабатывать тем, что умела,— она увлекалась танцами. В 18 лет она стала выступать с номерами в ночных клубах Чикаго в весьма экзотичном образе, выходя на сцену в греческом хитоне и босиком. Ее манеру позже оценила и европейская публика (в том числе российская: в конце 1904 года она дала несколько концертов в Санкт-Петербурге и Москве). И если в начале карьеры «босоножка» воспринималась как интересная диковинка, то со временем Дункан завоевала признание как новатор и основоположница свободного танца. В 1909 году Айседора Дункан открыла свою школу танца во Франции, которую пять лет спустя и посетил корреспондент «Огонька».

«В Бельвю, близ Парижа, на средства Дункан вырос роскошный дворец античной пляски, в стенах которого десятки девушек осуществляют ее мечту»,— сообщал журнал.

Жанра интервью в те времена еще не было, поэтому «Огонек» пересказывал слова Дункан о том, как родился ее творческий метод. «Однажды она, сидя на морском берегу, увидела пляшущего ребенка. Движения девочки были столь ритмичны и настолько отвечали движению морского прибоя, волнам горячего ветра и вибрации солнечных лучей, что танцовщице невольно представилось: это пляшущее дитя отражает в своем маленьком существе всю природу, как капля росы миллионами огней отражает в себе солнце»,— с восхищением писал автор «Огонька».

«Каждое свободное движение подчинено закону колебаний мирового ритма. И лучшим проводником волны энергии мироздания является человеческое тело,— излагал журнал "философию" Дункан.— Чтобы найти ритм танца, надо прислушаться к колебаниям земной энергии».

За лирическим вступлением шел рассказ о новаторской школе Айседоры Дункан. «Несколько лет назад Дункан пришла в голову мысль создать школу античного танца, где можно было бы воспитать целое поколение девушек в атмосфере красоты, чтобы, имея перед глазами только идеальные формы, они воплощали бы их в себе самих,— цитировал "Огонек" танцовщицу.— Для этой цели нужно было растить своих воспитанниц, как садовник выращивает цветы. Поэтому она поместила в школе различные изображения наиболее совершенных форм женского тела, начиная с детского возраста. Живопись греческих ваз, изображающую танцующих детей, танагрские и беотийские статуэтки…» «Воспитанницы, танцуя среди этих образов гармоничного движения, сами быстро усваивают их»,— разъясняла свой замысел Айседора Дункан.

Для более взрослых девушек,— продолжал «Огонек»,— «в школе установлены статуи спартанских девушек, идеально развитых в отношении гармонии формы и движений. Ежедневные упражнения в школе состоят в развитии отдельных частей тела». «Человеческие формы такой же сложный инструмент, как и музыкальный, и выработка их стоит больших забот и любовного к ним отношения»,— добавляла сама Дункан. Принципом школы, по ее словам, стало «широкое поле для индивидуального творчества каждой». «Одеты воспитанницы в туники, легкие хитоны, ноги обуты в сандалии»,— делился увиденным автор «Огонька».

Главная же новость состояла в том, что десант от г-жи Дункан уже прибыл в Россию: «Сейчас в России находятся секретарша проповедницы нового искусства г-жа Франк и брат танцовщицы г. Дункан. Они приехали, чтобы выбрать среди русских детей обоего пола воспитанниц и воспитанников для школы. Фильтрация производится строгая. От детей требуется красивое телосложение и умственное развитие. Выбранные дети поедут в школу, откуда пойдут проповедовать древнее искусство в мир… Культ эллинских богов, выраженный в танце, должен произвести окончательный переворот в установившихся понятиях гармонии и красоты. Широкие горизонты открывает Дункан в искусстве!»

Муза и коммунистка

После революции Айседора Дункан — героиня уже советского «Огонька»: во время гастролей в Советскую Россию в 1921 году она познакомилась с поэтом Сергеем Есениным и стала его женой (они прожили вместе около двух лет, Дункан даже приняла советское гражданство). Ей, как утверждают исследователи, Есенин посвятил одно из самых слабых своих стихотворений «Пой же, пой. На проклятой гитаре / Пальцы пляшут твои в полукруг». Фотография, на которой поэт изображен с Айседорой Дункан у Бранденбургских ворот и сделанная специально для «Огонька» (№ 1, 1923 год), была очень популярна.

И уже в следующем номере вышла заметка «Возвращение Айседоры Дункан»: «Дункан вернулась в Россию, с которой она себя считает духовно связанной: ее идея о свободном, гармоничном восприятии духа и тела в красоте может, по ее мнению, найти корни только в России…. Сейчас Айседора Дункан отправляется в турне по Кавказу и Крыму, а оттуда возвращается обратно в Москву».

Дело в том, что «за границей Дункан безнадежно окрестили коммунисткой,— писал журнал,— и отношение к ней было предвзятое. Во многих городах ей просто не разрешили спектаклей. В Париже, в Трокадеро спектакль Дункан был сорван. В Чикаго Дункан выступала в огромном театре, вмещающем 10 000 человек. Перед началом ее просили рассказать о России. Она сказала: "До русской революции я думала, а вы и поныне думаете, что мировая идея свободы творится в Соединенных Штатах. Нет, она творится в России! Наш народ, создавший самую свободную в мире республику, одним из первых должен протянуть руку помощи и дружбы освободившемуся русскому народу". В конце спектакля сверху Дункан попросили исполнить танец "Интернационал".

Тогда из партера на сцену полетели дудки для свистков, поднялся шум, партер ушел, а верхи перешли вниз. Сбежал и аккомпаниатор. Тогда из публики выступила девочка лет 14 и заявила о желании играть для Айседоры».

Дункан прямо говорила о демократичном характере своего искусства: «Я не хочу создавать танцовщиц и танцоров, из которых кучка "вундеркиндов" попадет на сцену и будет за плату тешить публику. Я хочу, чтобы все освобожденные дети России приходили в огромные, светлые залы, учились здесь красиво жить: красиво работать, ходить, глядеть, есть, разговаривать. Не приобщать к красоте, а связать их с ней органически».

Такая возможность у Дункан была. В 1921-м, во время ее гастролей нарком просвещения РСФСР Анатолий Луначарский предложил танцовщице открыть собственную школу в Москве. Ей была обещана финансовая поддержка, но большую часть средств Айседоре Дункан пришлось добывать самой, в том числе она оплачивала питание воспитанниц и ЖКХ. В 1924 году танцовщица уехала из СССР, а школой до 1928 года руководила ее приемная дочь Ирма Дункан (школа была расформирована в 1949 году). Огоньковские фотографии доносят до нас колорит эпохи: босые, коротко стриженные и почти раздетые малыши во дворе повторяют за Ирмой Дункан ее движения (№ 36, 1924 год). А вот хоровод детей в коротких белых нарядах исполняет вальс Шуберта на 1 Мая (№ 18,1926 год). Годом позже (№ 17 за 1927 год) «Огонек» писал об «артистической поездке московской балетной школы имени Айседоры Дункан по Китаю» и опубликовал «письмо ученицы школы из Ханькоу, обращенное к оставшимся в Москве товарищам».

В 1927-м в «Огоньке» (№ 44) вышло короткое сообщение о смерти знаменитой танцовщицы: «На похоронах Асейдоры Дункан. Похороны трагически погибшей танцовщицы Айседоры Дункан (она удушилась шарфом, край которого случайно попал в ось движущегося автомобиля.— "О"), состоявшиеся в Париже, привлекли большое количество друзей и почитателей покойной. В похоронной процессии обращала на себя внимание фигура брата умершей Айседоры Дункан, облаченного в древнегреческую тунику — любимый наряд покойной».

Но и после смерти танцовщица продолжала волновать читателей. В конце года (№ 55) стало известно о ее завещании: «Последнее завещание Айседоры Дункан внесено американским адвокатом Рехт в советский суд раньше, чем оно будет рассмотрено судами Парижа и Нью-Йорка. Завещание было составлено покойной танцовщицей еще при жизни поэта Есенина, ее мужа, перед тем, как она совершила перелет в качестве первого пассажира при открытии воздушной линии Москва — Берлин. Основной частью наследства Айседоры Дункан являются ее мемуары, которые будут издаваться в Нью-Йорке и за которые предполагают выручить 50 000 долларов. Ею оставлен также дом в Париже, который, однако, заложен. Наследником ее имущества по завещанию являлся ее муж, поэт Есенин, а ввиду смерти последнего наследство должно перейти к ее брату Августину Дункан, известному американскому актеру. После смерти А. Дункан в числе оставшихся после нее документов найден ее советский паспорт. Вероятно, иностранные суды будут оспаривать ее советское гражданство на том основании, что поэт Есенин был женат на ней, не получив развода от своей прежней жены».

Так «Огонек» простился со своей легендой.