Встретились с артистом, чтобы узнать, почему он не снимает клипы с тиктокерами, не поет на английском и не высказывает политическую позицию.

Если разгар вашей юности пришелся на нулевые годы, то вы, конечно, помните Сергея Лазарева – кумира миллионов, который на пару с Владом Топаловым рвал чарты в группе Smash!!. Если вы хотя бы иногда читали новости в 2010-х, то наверняка знаете, что Сергей Лазарев давно начал сольную карьеру, успел дважды съездить на «Евровидение» и дважды войти в тройку лидеров. Вы наверняка не раз слышали по радио хиты вроде You Are The Only One и «В самое сердце».

При этом, если не следить за карьерой Сергея пристально (а именно так делают четыре с половиной миллиона подписчиков в инстаграме), то может показаться, что артист пропал с радаров. Чтобы не услышать новый трек Моргенштерна или фит Филиппа Киркорова, нужно запереться в подземном бункере (и все равно в голове будет крутиться «как дела, это новый Cadillac»). Тем временем Лазарев получает платиновые пластинки за продажи и стриминги альбома «Это я», вышедшего в 2019 году, но в тиктоке едва ли найдется хотя бы один танец под какой-то из треков. Сергей уверен, что это не главное, а старая школа эстрады еще переживет молодых исполнителей. Чтобы обсудить это, мы встретились с музыкантом после скромной (все-таки коронавирус) церемонии награждения.

Сергей, вам вот вручили платиновую пластинку. Как думаете, время всех этих наград, хит-парадов еще не прошло?

Конечно, нет. Артисту в любом случае приятно. Это не то чтобы поощрение, но некоторая оценка проделанной работы. Особенно сейчас, когда нет возможности почувствовать отдачу на концертах. Я вижу эту пластинку и понимаю, что мою музыку слушаю не только я и моя мама, но еще большое количество людей.

А есть награда, которую вы еще не получили, но хотели бы?

В нашей стране я, пожалуй, все получил. А чтобы иметь что-то за рубежом, надо работать в другом направлении совсем. В силу опыта я понимаю, что для этого придется переехать в другую страну, а я делать этого не собираюсь. В России у меня много слушателей, я доволен тем, что есть сейчас.

Сильно не хватает концертов?

Конечно. Последние 10 лет я провел в турах – одно шоу за другим. Мы закрывали одну программу и через пять месяцев начинали следующую. Та пауза, которая возникла сейчас, тяжело переживается.

Среди эстрадных исполнителей сейчас есть тренд – записать фит с тиктокером. Вы для себя рассматриваете такой вариант сотрудничества?

Я себя, если честно, в таком не вижу. Я очень настороженно к этому отношусь. Не хочу никого обидеть – ни артистов, ни тиктокеров. Как бы так аккуратно сказать… Я не хочу становиться смешным. Потому что у меня есть моя достаточно большая аудитория, которая меня ценит и уважает, любит мою музыку. И есть вещи, которые мне уже не надо делать, –это смешно, это значит изменять принципам и себе. А я не хочу изменять себе.

Делать что-то, чтобы быть на острие моды? Ну, мода поменяется, сейчас это очень стремительно происходит. А я уже оставлю на своей репутации какой-то неприятный след, который долго будет отмываться. Безусловно, я за самоиронию, но только когда это вишенка на торте. Когда это начинают делать все, то это превращается в моветон.

Вот когда-то сработал у Филиппа трек «Цвет настроения синий» с клипом – и все начали это делать. И с каждым разом все хуже, хуже и хуже. Никому переплюнуть его так и не удалось. Теперь тиктокеры – все повалили к ним. И вот у тиктокеров уже корона.

Но ведь это метод привлечения новой аудитории, разве нет?

Дело в том, что я прекрасно понимаю, что у новой аудитории другие герои. Они, может, ради прикола и посмотрят, но не придут на мои концерты. А своих взрослых, платежеспособных слушателей я такими экспериментами могу отпугнуть. Если смотреть срез в том же инстаграме, то моя аудитория – это люди 25–45. Они не сидят в тиктоке, но могут прочитать новости, например. Я не хочу работать ради молодняка, который все равно не купит билеты. Сделать что-то самоироничное – легко, у меня с этим все в порядке. Но плюхаться в тренд мне пока неинтересно. Возможно, я позже изменю свое мнение.

А у вас не создается ощущение, что вокруг звучит только условный Моргенштерн? И получается, что вы как будто относитесь к «старой школе»? Притом что вы довольно молоды.

Безусловно. Более того, я этим горжусь. У меня – опыт, образование, большое количество наград. За моими плечами – профессия.

Есть ли профессия у Монген… Могрен… Монгер… б***ь, даже выговорить не могу. Какая профессия у Моргенштерна? Профессия «артист»? Будет ли он так же популярен через три, пять лет? Я не думаю.

Проходили тех, кто делал что-то на острие и пропадал. Я могу ошибаться. И хорошо, что людям есть из чего выбирать. Просто представьте, если я сейчас начну в песнях матом орать. Буду ли я собой? Не буду. Я музыкально рос у всех на глазах, а сейчас себе изменять, чтобы понравиться школьникам, я не хочу.

То есть вас устраивает, что ваша аудитория взрослеет вместе с вами?

Конечно. Я все еще готов на эксперименты, например, песня «Лови» – это очень актуальный саунд, который зашел и у молодежи. Трек в чартах до сих пор, даже спустя год после выхода. И это я, а не кто-то другой. Смысл в том, чтобы следить за новыми веяниями и, конечно, брать что-то, что тебе подходит.

Раз уж мы заговорили про изменения, ваш последний альбом получился намного более эмоциональным. Что повлияло на лирического героя?

Это переживания, конечно, какого-то семейного, любовного характера. Все они находят отражение в музыке. К тому же я взрослею, у меня уже двое детей.

Что для вас важнее всего как для отца?

В этом возрасте – правильно донести ценности до детей: честность, трудолюбие. Какие-то принципы жизненные. А вообще, в современном мире я даже не всегда хочу, чтобы они были как я. Пусть будут понаглее чуть-чуть, слегка пофигистичнее. Я очень добрый, за мир во всем мире, за честность, но это так сейчас непопулярно. Это удручает. Поэтому, с одной стороны, хочется вложить в них собственные принципы, а с другой, я понимаю, что они будут жить в совсем другой реальности. Я бы хотел их научить четко отвечать на удары судьбы и ставить блоки. Но чтобы они при этом были нормальными людьми – не подлыми.

А чувствуете, что сына и дочь по-разному воспитываете?

Да. Ну в смысле чувствую, что они изначально разные сами по себе. Разные энергетики, разный характер. Никита больше на меня похож, а Анюта побойчее, понаглее. Она будет строить всех, короче.

Закладываете в сына понятие «мальчики не плачут»?

Конечно. Эмоции, конечно, бывают. Но надо мужика растить.

Почему вы перестали петь на английском языке?

Долгое время это была позиция, потому что индустрия была по-другому устроена: 2001–2002 годы – это ориентация на западный музыкальный рынок, и к России был интерес серьезный. Это началось со Smash!!, t.A.T.u., Алсу. Тогда это был тренд, который как раз мы создавали. Потом я продолжил сольно, ну а после мир начал меняться политически, от России произошел разворот. У нас все иностранное стало чуждым, и со стороны Запада появилась настороженность. Я понял, что нужно убрать эти препоны, и стал петь на своем языке. Было два «Евровидения» – в 2016-м и 2019-м, – так что мои амбиции были удовлетворены. Треки попали в зарубежные чарты, я потешил самолюбие, сказал себе: «Все, галочка есть».

То есть вы музыкальный разворот связываете с политическим?

Да, но нужно понимать – это не одним днем случилось. Я начал карьеру сольную в 2005 году, 15 лет прошло, отношение к России очень изменилось. Так что это не решение одного дня, все долго происходило.

На ваш взгляд, это для российской индустрии хорошо или плохо?

Ну мы сейчас оторвались сильно. Мы, конечно, всегда были оторваны. Музыки стало гораздо больше с приходом стриминговых сервисов. С одной стороны, выбора больше. С другой стороны, нет четких критериев, что есть профессия, что хорошо, что плохо.

Как объяснить это слушателю?

Не понимаю. Именно поэтому и не заигрываю с тиктокерами. Раньше всегда были мастодонты, которые отличались профессионализмом, и все понимали, что вот это некий пример. И вдруг они начинают гнаться за хайпом, окунаться в среду, где у людей нет ни образования, ни долгосрочной перспективы. И ты ужасаешься – уж если вы туда ныряете, то куда все катится.

Мэрайя Кэри, Уитни Хьюстон все равно останутся примерами вокального мастерства. Сейчас вот Ариана Гранде для меня исполнительница. Она невероятная, одна из лучших вокалисток в мире, обожаю ее просто. Она делает именно музыку, а не смешит народ песнями.

Но люди, которые являются в индустрии столпами, должны ими оставаться.

Кого бы вы выделили из современных российских исполнителей?

Как уже сказал – мне нравится Ариана Гранде, нравится P!nk. Из российских никого особо не слушаю, честно говоря. Нет, ну мне нравится творчество тех людей, с которыми я общаюсь, дружу. Те, кто со мной делает профессию, – Гагарина, Лорак, Билан. Те, кто еще занимается музыкой.

На что карантин больше всего повлиял?

Шоу, конечно. Мы планировали еще раньше его запускать. А тут, когда концерты закончились, получается, с апреля полгода прошло, как пришлось все отменить. Всего два выступления вроде было.

А нет ощущения, что нет концертов – и вы пропадаете с радаров?

Отдачи нет, это конечно. Многие же ринулись в интернет как раз поэтому, чтобы просто присутствовать. Но я не хочу мелькать просто так. Хочется с чем-то достойным. У меня такой багаж, образ, хотя это дурацкое слово, – я всегда ассоциируюсь с результатами, с чем-то большим.

Вы один из немногих людей, которые еще в 2013 году открыто высказывались против закона о гей-пропаганде. Вот сейчас как раз принимали поправки. Что вы думаете о том, как за прошедшие годы изменилась ситуация в стране?

Какие поправки? Простите, я не в курсе. Я в последнее время на политические темы стараюсь не высказываться.

Поэтому я не особенно в курсе, что за поправки. По поводу закона о гей-пропаганде моя точка зрения не изменилась – это выбор каждого, с кем ему быть, нравится кому-то это или нет.

То есть вы выбрали просто дистанцироваться?

Понимаете, артист всегда будет неправ. На него всегда повесят собак. Потому что он «лучше живет», «зажрался» и так далее. Я не хочу быть пешкой в чьих-то руках. Не хочу, чтобы на меня кто-то повесил всю вину, а сам остался чистеньким. У меня есть четкая позиция, которую я в случае чего могу высказать.

Что может вас заставить высказаться? Мы тоже не самое политическое издание, но многие вещи ужасают – митинги, сфабрикованные дела.

Да, ужасают. Меня тоже ужасают. Я просто знаю, как это бывает. Меня использовали много раз, вырывали слова из контекста, чтобы отвлечь внимание от чего-то и переключить на меня. Я знаю, как действует эта машина – перемалывает и выплевывает. В этом плане нужно, наверное, быть мудрее.

Я за свою жизнь столько высказался и не отказываюсь ни от каких слов. У меня есть жизненные принципы, от которых я не отступаюсь, и все.

В США при этом есть тренд на то, чтобы публичные люди более открыто высказывались о социальной повестке. И как раз если они молчат, то это плохо. А у нас все больше людей, которые говорят: «Да, мы недовольны, но мы лучше будем молчать».

Не сравнивайте США и Россию. И нет, если я недоволен, то я не буду молчать. Все зависит от личности. Если человеку что-то не нравится, то он идет и меняет что-то сам. Я кричать просто не буду. Я попытаюсь что-то изменить. Если вам кто-то не нравится, например, на политическом уровне, идите и пытайтесь что-то сделать. Я не хочу быть человеком, который просто громогласно говорит. Я занимаюсь своим делом, потихонечку, сам. И о многом, что я делаю, я не кричу.

То есть привлечение внимания к проблеме – это не дело само по себе?

Нет. Так я делаю хуже. Потому что сыр-бор поднимается, но плюсов никаких.

А на выборы вы ходите?

Да. Еще добавлю: сейчас любое высказанное артистом слово воспринимается как проплаченное, кажется, что это специально сделано, и от этого хуже.

Вам предлагали высказывать позицию за деньги?

Да, но я не делаю этого.